Гром - Страница 4


К оглавлению

4

– Хорошо бы этот мир был черно-белым.

«Семь часов тридцать восемь минут», – сообщила диктор радио. Потом писатель из Монтаны стал читать свои мемуары, бесхитростные рассказы о поросших соснами горах и морях пшеничных полей, и Джон мысленно перенесся в те дни, когда все казалось таким простым.

«Тойота» миновала Рок-Крейк-парк – островок зелени среди стоявших рядами домов. На повороте они обошли желтый «форд», который вела совсем молоденькая черная девушка, подпрыгивающая в такт какой-то музыке.

– Слушания завтра, – сказал Джон, – к ним не удалось привлечь внимание…

– Кого интересуют еще одни слушания в конгрессе.

Джон удивленно поднял бровь.

– Эти слушания… Единственная новость, достойная опубликования, – то, что все это далеко от реальности.

– Лучше сохранять чувство реальности, с чем бы нам ни приходилось иметь дело, – буркнул Джон.

– Правда?

– Что…

– О, эта реальность, – перебил его Фрэнк, – но все это подобно… подобно грому. Все в этом городе считают, что прорвались к свету, но все, что они получат, – гром.

– Все, кроме тебя, – с улыбкой заметил Джон.

– Только меня? – неожиданно разозлился Фрэнк. Потом добавил уже помягче: – Что ты имеешь в виду? Что ты знаешь?

– Я знаю, что мы получаем жалованье не за то, чтобы нападать друг на друга, – ответил Джон. – Не знаю, что беспокоит тебя, но…

– Вот именно что но.

Фрэнк потер глаза и опять уставился на дорогу. Его тон стал еще мягче:

– В конторе все, кажется, о'кей?

– Твой стол в десяти футах от моего, так что ты сам можешь рассказать мне об этом.

– И все работает так, как и должно?

– Это правительство, будь доволен, что оно вообще работает.

После небольшой паузы Джон спросил:

– Ты что-то знаешь. Может, поделишься?

– Позже, мне самому еще не все ясно.

Радиоприемник объявил: семь часов сорок одна минута; зазвучала джазовая композиция. Впереди горел зеленый свет.

Фрэнк, вздохнув, включил сигнал правого поворота.

– Видел «Пост»? – поинтересовался он. – Лучшие выпускники летных школ вынуждены три года скакать на деревянных лошадках, прежде чем для них освободится истребитель.

Джон кивнул. Его работа требовала ежедневного просмотра «Вашингтон пост», «Нью-Йорк таймс», «Лос-Анджелес таймс» и «Уолл-Стрит джорнэл». А его видеомагнитофон был запрограммирован на запись выпусков новостей.

– Плоды разрядки, – заметил Фрэнк. – Кому-то всегда приходится расплачиваться. Тебе бы следовало посвятить себя изучению японского, – добавил он, стукнув по приборной доске «тойоты».

– Теперь и ты о том же. – Джон покачал головой. – Я не могу поверить, что они способны поступить с тобой, как с отработанным моторным маслом.

– Чем яснее день, тем беззаботней человек, – тихо пробормотал Фрэнк.

Спроси:

– Что тебя гложет?

На лице Фрэнка не было и намека на улыбку, когда он, не раздумывая, ответил:

– Любой, кто попытается меня съесть, будет в этом горько раскаиваться.

– Уверен, старик.

– Я не старый…

– …ты бывалый, – закончил за него Джон.

«Тойота» миновала S-образный изгиб дороги. Вычурное здание католического университета блеснуло золотом на солнце. Знак, указывающий дорогу к Содджерс-Хоум, где доживали свой век забытые воины забытых войн.

Часы Джона имели как светящийся циферблат со стрелками, так и цифровой дисплей. Обе системы утверждали, что сейчас 7:45 утра. Сердце города. Поток машин медленно полз по Норз-Кэпитэл-стрит, сквозь кварталы домов со скучными, невыразительными фасадами. Миновали церковь. Три полосы движения слились в две, огибая заглохшую машину. Фрэнк резко вырулил на левую полосу, они обогнали четырехдверный семейный джип, судя по всему, выпущенный еще во время второй мировой войны. За рулем сидела женщина с вьющимися черными волосами. Она хмуро крутила баранку. Ее настроение передалось Джону, когда он увидел мотоцикл с затемненным щитком. Мотоциклист помаячил в автомобильном потоке впереди них и скрылся.

– Скажи на милость, чего ради тебе захотелось поехать на работу именно по этой дороге? – сказал Джон. – Мы поехали вдоль Рок-Крейк-парка только чтобы полюбоваться на деревья…

– И женщин, занимающихся джоггингом.

– Езжай вдоль реки. Начнем наш день с немного меньшим… неистовством.

– Ты можешь ездить, как тебе нравится, а я поеду так, как нравится мне.

Фрэнк оглядел окружавшие их исторические окрестности, безумцев, спешащих на своих машинах на работу из пригорода. Он поправил зеркало.

– Неистовство – это реальность города, – ответил он Джону.

– Часть реальности.

– Не позволяй дневному свету приукрашивать памятники, ослепляющие тебя на свету. Этот город, здесь каждый мнит себя политиком.

– Истины вроде этой никуда тебя не приведут.

– Приведут, хотя бы в ад! – заметил Фрэнк рассерженному Джону. – Не забывай об этом! И никогда не забывай, что политика – это всего лишь оболочка грубого зверя.

– Какого еще зверя?

– Да, да, – бормотал Фрэнк.

Поодаль, над битком забитой дорогой, возвышался белый, как сахар, купол Капитолия.

«Надо сменить тему, – подумал Джон. – У парня была плохая ночь. Встал не с той ноги. Не выпил утренний кофе. Сменить тему, по крайней мере до тех пор, пока машина не будет надежно запаркована».

– Как думаешь, вишня зацветет в этом году как обычно?

– Как знать, этот чертов озон. В небе есть дыра, амиго. Дыра в этом чертовом небе.

Джон пристально посмотрел на друга:

4