Легким толчком она перевернула его на спину, села на него верхом. Направляла его. С силой прижалась к нему, откинула голову назад, он двигался в ней, она была скованная и сухая, словно говорящая, что соединение их плоти – это не праздник.
Но он хотел ее, нуждался в ней…
Легла на него, ее горячее дыхание на его щеках, ее руки, обхватившие его плечи, и ее бедра сомкнулись, не выпуская его…
И он двигался, выкрикивая ее имя.
Она лежала у него на груди, простыня и покрывало отброшены, комната заполнена тусклыми, неясными тенями.
– Я заказывала комнату с двумя кроватями, – заметила она.
– Я знаю.
– Уже поздно. Ты получил, что хотел.
– Я знаю, – повторил он.
Он хотел смотреть, смотреть и смотреть на нее.
– Я понимаю, это не твоя вина, – сказала она.
Он вздохнул, закрыл глаза.
Думать, не могу думать.
– Тебе нельзя ошибаться, – сказал он. – Иначе все рубежи обороны будут сметены.
– Это, – она провела ладонью по его руке, – это покоренные рубежи.
Он нахмурился:
– Ты раскаиваешься?
Ее ответом было слабое объятие.
– Перед этим… что ты мне сказал? – спросила она.
– Ни буши чжунгожэнь, – повторил Джон. – Ты не китаянка. Во бу яо и гэвава. И мне не нужна кукла.
Он почувствовал, что она улыбнулась.
– Не говори мне, что ты хочешь, – прошептала она. – Не сейчас.
Он повернулся к ней, вдохнул аромат ее волос.
Запомнить это навсегда. Ее спина выглядывала из-под простыни, длинная и гладкая.
– Расскажи мне все, – попросила она.
Все, что он мог рассказать, это Гласс.
– Ты рассказал ему про меня?
– Пришлось. В конце концов. Он наше единственное связующее звено, наша единственная защита. Он должен знать о тебе, чтобы прикрывать нас обоих.
– Правда? Он прикрывает нас обоих?
– До тех пор, пока жив. А его не так-то просто убить.
– И он дал нам завтра, – сказала она.
– На самом деле немного, – сказал Джон. – Ему об этом тоже известно.
– Что?
– Выпутаться из этого дела можно только чудом, – сказал он.
– Что мы можем сделать? – спросила она.
– Остаться в живых. Надеюсь, что нам удастся убедить управление, что мы не лжем и не спятили. Убедить их пойти туда, куда мы не смогли, сделать то…
– А все, что мы сделали, – сказала она. – Ты нашел след, который оставил отец, доказательство. И все это… превратилось в пустое место. Вот что это такое.
– До завтрашнего дня. – Он опустил голову на подушку.
Почувствовал, что она окаменела.
– Если только, – сказал он.
– Что?
Она стала потеплее, мягче.
– Если то, что мы получили, не образует континуум.
– Что?
– Целое – это всегда нечто большее, чем сумма его частей. Мы раздобыли множество частей, но у нас нет никаких идей относительно целого – континуума. Невидимые силы, которые определяют, связывают воедино все эти случайные на первый взгляд осколки. Мозговой центр.
– Временами мне казалось, что у тебя есть что-то.
– Но мы должны это сделать! Что у нас есть: взрыв в Коркоран-центре, сделка бизнесмена Клифа Джонсона с Кувейтом, диверсия.
– Предположение, – сказала она.
– Фил Дэвид написал это анонимное письмо сенатору Фаерстоуну. Люди Фаерстоуна отфутболили его нам, в комитет.
– Фрэнку.
– Который произвел обычную проверку в управлении. Все его запросы исчезли, но у Гласса в центре по борьбе с терроризмом есть такой странный каприз: самому дергаться по поводу всякого вздоха со стороны конгресса или Белого дома. Гласс позволил твоему отцу разобраться в произошедшем. Прежде чем Фрэнка…
– Обманули, – прошептала Фонг.
Ее сосок касался его ребер.
– Деньги были подкинуты Фрэнку, мне. Мартин Синклер…
– Убит.
– Мокрушник. Он все еще действует. Все еще вне нашей досягаемости: на один, или два, или не знаю сколько шагов впереди меня…
– Нас, – поправила она.
– На континуум. Если бы я знал, какое у всего этого настоящее имя, начало…
– Или конец.
– Тогда, возможно, мы бы узнали все, что нам необходимо, зная что…
– Зная кто.
– Да. Кто.
Он лег на бок так, что теперь они лежали лицом к лицу.
– Я чувствую, что ответ на этот вопрос где-то рядом, – сказал он. – Передо мной. Что-то простое, но я не в состоянии найти ключ, ведущий к разгадке. Есть что-то такое, что я еще не узнал. Как я могу ощутить это, если я выбит из седла…
– Так же, как и я, – сказала она.
– Сожалею.
– Да ладно.
Плавая в ее аромате. Несясь вдаль.
– Могу я сказать тебе, что ты прекрасна, и можешь ты услышать меня, когда я скажу это?
– Да, – прошептала она.
– Ты прекрасна, Фонг Мэтьюс.
Она улыбнулась.
Нежно поцеловал ее.
Она вернула ему поцелуй.
– Это, может быть, все, что у нас есть, – сказала она.
– Нет, если мы не умрем завтра.
– Не говори мне сейчас о смерти. Или о завтрашнем дне.
Она нежно провела пальцами по щетине на его щеках. Поцеловала его. Нежно, медленно.
Поцеловала его. Он провел ладонью по ее спине. Она прильнула к нему, ее руки обхватили его шею. Ее бедра двинулись вверх вдоль его ног, и его руки ласкали ее грудь, и теперь ее соски были набухшие, и она застонала, когда они поцеловались. Вниз к ее шее, попробовать на вкус ее груди. Он чувствует, что на этот раз внутри она влажная, и ее бедра раскрылись от его прикосновения, пальцы впились ему в спину, и она шептала «Джон», и он вошел глубоко в ее влажное лоно.
Ее колени поднялись, ее обнаженные ноги сжимали его бедра, качаясь взад-вперед вместе с ним. Она была не в силах сдержать страстных стонов.